внимание, нецензурная лексика."Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо - не хочется. Хорошо - неприлично. Значит, надо молчать. К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке."
"Если бы уступила просьбам и стала писать о себе - это была бы "жалобная книга"."
"Иногда приходит в голову что-то неглупое, но я тут же забываю это неглупое. Умное давно не посещает мои мозги."
"...В пять лет была тщеславна, мечтала получить медаль за спасение утопающих...
Теперь медали, ордена держу в коробке, где нацарапала: "Похоронные принадлежности"
зацепило очень.
"Несчастной я стала в шесть лет. Гувернантка повела в приезжий "зверинец". В маленькой комнате в клетке худая лисица с человечьими глазами. Рядом на столе стояло корыто, в нём плавали два крошечных дельфина. Вошли пьяные, шумные оборванцы и стали тыкать в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь.
Сейчас мне 76 лет. Все 70 лет я этим мучаюсь."
"Учительница подарила медальон, на нём было написано: "Лень - мать всех пороков".
С гордостью носила медальон."
Гельцер и Раневская:
"..."Вы поняли меня, и мы обе танцуем Победу!" Я говорю: "Екатерина Васильевна, я не умею танцевать." "Тогда я буду танцевать Победу, а вы будете рядом бегать!..."
"Родилась я в конце прошлого века, когда в моде ещё были обмороки. Мне очень нравилось падать в обморок, к тому же я никогда не расшибалась, стараясь падать грациозно.
С годами это увлечение прошло."
"М. Ромм повёл меня к Шостаковичу, я стеснялась, боялась, трудно около гения, о чём говорить? Решилась сказать, что потряс 8-й квартет.
А на другой день он прислал мне пластинки всех квартетов.
Маленький, величественный, простой, скорбный.
Ужасно понравился.
Скромный, знает ли, что он - гений?
Нет, наверное."
об Ахматовой:
"Однажды я спросила её: "Стадо овец... кто муж овцы?" Она сказала: "Баран, так что завидовать ему нечего"."
"Борис Пастернак слушал, как я читаю "Беззащитное существо", и хохотал по-жеребячьи. Анна Андреевна говорила: "Фаина, вам 11 лет и никогда не будет 12. А ему всего 4 годика"."
"Она в гробу, я читаю её стихи и вспоминаю живую, стихи непостижимые, такое чудо Анну Андреевну...
5 марта 10 лет нет её, - к десятилетию со дня смерти не было ни строчки. Сволочи."
"Меня спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой, ведь мы дружили...
Отвечаю: не пишу, потому что очень люблю её."
"Я кончаю жизни банально-стародевически: обожаю котёнка и цветочки до страсти."
о Цветаевой:
"Ночью читала Марину - гений, архигениальная, и для меня трудно и непостижимо, как всякое чудо. А вот тютчевское "и это пережить, и сердце на куски не разорвалось" разрывает сердце мне."
"Недавно прочла в обывательской книжке... воспоминания о том, что она (Марина) тоже любила деревья. Я всегда гордилась хотя бы этим сходством с ней.
Я помню её в годы первой войны и по приезде из Парижа. Все мы виноваты в её гибели. Кто ей помог? Никто.
Она всё просила у меня пустые бутылочки из-под духов. Ей таскала их Гельцер. Она сцарапывала этикетки и говорила: "Теперь и эта бутылочка ушла в вечность"."
"Похвалила Федина за последний роман, он был рад по-детски. И засиял глазами - у него породистое, красивое лицо.
(Приписка Раневской 1976 года: "Он сволочь".)"
"Я была летом в Алма-Ате. Мы гуляли по ночам с Эйзенштейном. Горы вокруг. Спросила: "У вас нет такого ощущения, что мы на небе?"
Он сказал: "Да. Когда я был в Швейцарии, то чувствовал то же самое". - "Мы так высоко, что мне Бога хочется схватить за бороду." Он рассмеялся...
Мы были дружны. Эйзенштейна мучило окружение. Его мучили козявки. Очень тяжело быть гением среди козявок."
о Михоэлсе после его смерти:
"Однажды я сказал ему: "Есть люди, в которых живёт Бог, есть люди, в которых живёт дьявол, а есть люди, в которых живут только... глисты... В вас живёт Бог!" Он улыбнулся и ответил: "Если во мне живёт Бог, то он в меня сослан"."
"...я спросила: "Что вы привезли из Америки?"
"Мышей белых жене для научной работы..."
"А себе?"
"А себе кепку, в которой уехал в Америку"."
"Вчера у меня была вдова Михоэлса, мне хотелось ей что-то дать от себя, а было такое чувство, что я не только ей ничего не могу дать, а ещё и обираю её."
об А.Н. Толстом:
"По дороге он просил меня запомнить и сказать всем, что с фашистами нельзя жить на одной планете, что их надо поселить к термитам, чтоб термиты ими питались или же чтобы фашисты питались термитами.
Его нельзя было вводить в остав комиссии, которая изучала злодеяния фашистов. Нельзя было."
"Осип Абдулов сказал, что, если бы я читала просто по радио, вещая в эфир, а не по пластинке, я бы так заикалась и так бы всё перепутала, что меня бы в тот же вечер выслали в город "Мочегонск"."
"Я подумала, любуясь ею, о том, что у нас появилась на редкость талантливая, обаятельная актриса. Увидев знакомого режиссёра, спросила: "Что это за прелесть с гусем?" И впервые услышала имя, ставшее дорогим всем нам. Имя недавно ушедшей от нас Веры Протоповны Марецкой.
Меня с ней связывает многолетняя дружба. Я полюбила её редкостное дарование, её человеческую прелесть, юмор, озорство. Всё в ней было гармонично, пленительно. Я никогда не скучала с ней.
Тяжело мне об этом и думать и говорить. И Вера меня любила и называла: "Глыба!" Если бы я могла в это верить!
Нет, я знала актрис лучше Раневской."
"..."Серое небо одноцветностью своей нежит сердце, лишённое надежд". Флобер.
Вот потому-то я и люблю осень."
"И я вспомнила, что недавно думала и твёрдо знаю, что ничего так не даёт понять и ощутить своего одиночества, как то, когда некому рассказать сон."
"...Впервые в жизни получила ругательное анонимное письмо, а то я думала, что я такая дуся, что меня все обожают!!!"
"Очень завидую людям, которые говорят о себе легко и даже с удовольствием. Мне этого не хотелось, не нравилось."
"Все ждут от того же Завадского - дилетанта, болтуна об "искусстве", пигмея с душонкой бляди. "Директор", все "руководящие" - мелкие жулики."
"...что в результате явилось поводом к скандалу, который выразился в том, что главный режиссёр позволил себе выкрикнуть мне: "Убирайтесь вон из театра". На что я ответила ему той же фразой." вот тут вспоминается якобы её "Вон из искусства!". т.к. эта книга - своеобразный дневник Раневской, то, видимо, фразы такой в жизни не было.
"Завадскому снится, что он уже похоронен на Красной площади.
Пипи в трамвае - вот всё, что сделал режиссёр в искусстве.
Блядь в кепочке.
Вытянутый в длину лилипут."
"Мне всегда непонятно было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства."
"Со своими коллегами встречаюсь по неоходимости "творить", они мне все противны своим цинизмом, который ненавижу за его общедоступность..."
"...Сниматься в фильмах было мучением. Деньги за них давно прожила, а стыд живуч (или позор тащится)." эту фразу тоже переврали. обычно пишут "Деньги съедены, позор остался."
из письма:
"Была у меня с ночёвкой Анна Ахматова. С упоением говорила о Риме, который, по её словам, создал одновременно Бог и сатана. ... Премию в миллион лир она истратила на подарки друзьям, и хоть я и числюсь другом - ни хрена не получила: она считает, что мне уже ничего не надо, и, возможно, права."
из следующего письма:
"Когда увидела кусок отснятого материала - упала со стула. Представьте гигантскую лиловую жопу, посреди которой торчит мой нос! ... Если этот опус - ещё не "лебединая моя песнь", то снимусь ещё в последний раз только в чёрно-белом каком-нибудь говне."
"...Поняла я, в чём моё несчастье: я, скорее поэт, доморощенный философ, "бытовая дура" - не лажу с бытом!
Деньги мешают и когда их нет, и когда они есть.
У всех есть "приятельницы", у меня их нет и не может быть. Вещи покупаю, чтобы их дарить.
Одежду ношу старую, всегда неудачную.
Урод я."
"Боже, как я устала от Раневской... От её бестолковости, забывчивости. Но это с детства запущено. Это не склероз, вернее, не только склероз."
"У души нет жопы, она высраться не может" - это сказал мне Чагин со слов Горького о Шаляпине, которому сунули валерьянку, когда он волновался перед выходом на сцену. Он рассказал о деловом визите к Горькому. Покончив с делами, Горький пригласил Чагина к обеду. Столовая была полна народу. Горький наклонился к Чагину и сказал ему на ухо: "Двадцать жоп кормлю!"
"Ещё осенний лес не жалок,
Ещё он густ и рыж и ал.
Стихи молодого поэта из Тулы (по радио). О Бог мой, за что мне такое!
По радио: "Таня - бригадирша, в её светло-серых, карих глазах искры трудового энтузиазма".
Боже мой, зачем я дожила до того, чтобы такое слушать!"
"Народ у нас даровитый, добрый и совестливый. Но практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек. Беда!"
"...Я не избалованна вниманием к себе критиков, в особенности критикесс, которым стало известно, что я обозвала их "амазонки в климаксе"."
"...Тошно от театра. Дачный сортир. Обидно кончать свою жизнь в сортире.
...Перестала думать о публике и сразу потеряла стыд. А может быть, в буквальном смысле "потеряла стыд" - ничего о себе не знаю.
...День кончился. Ещё один напрасно прожитый день никому не нужной моей жизни."
"...Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала фразу: "Какая смертная тоска..." И всё."
"Когда я слышу приглашение: "Приходите потрепаться" - мне хочется плакать."
"Боже мой, такая тоска и собаки нет..."
"Никогда не понимала и не пойму, каким образом великие актёры играли с неталантливыми людьми. Кто и что их вдохновляло, когда рядом стоял НЕКТО С ПУСТЫМИ ГЛАЗАМИ.
...Для меня всегда было загадкой - как великие актёры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться нечем, даже насморком. Как бы растолковать бездари: никто к вам не придёт, потому что от вас нечего взять. Понятна мысль моя неглубокая?"
"Для меня загадка: как могли Великие актёры играть с любым дерьмом? ...Я мученица, ненавижу бездарную сволочь, не могу с ней ужиться, и вся моя долгая жизнь в театре - Голгофа."
"Сейчас театр - дерьмо, им ведают приказчики, а домработницы в актрисы пошли. Как трудно без них дома, как трудно с ними в театре."
"Я - выкидыш Станиславского."
"...Получаю письма: "...помогите стать актёром", отвечаю - Бог поможет."
"Если бы я часто смотрела в глаза Джоконде, я бы сошла с ума: она обо мне всё знает, а я о ней ничего."
"...Чтобы получить признание - надо, даже необходимо, умереть.
Спутник Славы - Одиночество."
"К смерти отношусь спокойно теперь, старости. Страшно то, что попаду в чужие руки. Ещё в театр поволокут моё тулово."
"Кремлёвская больница - кошмар со всеми удобствами."
"Саша Тышлер. Мне сказали, - отпустил по плечи волосы - седые и редкие. Отчего это? Ведь он не так стар для такого маразма?"
"Невоспитанность в зрелости говорит об отсутствии сердца."
"...Наверное, я чистая христианка. Прощаю не только врагов, но и друзей своих."
"...Огорчить могу - обидеть никогда.
Обижаю разве что себя самое.
Вокруг сердиты все, кроме Толи Адоскина.
Моя жизнь: одиночество, одиночество, одиночество до конца дней."
"Многие получают награды не по способностям. А по потребности. Когда у попрыгуньи болят ноги - она прыгает сидя."
"Я отказалась играть в "Живом трупе". Нельзя отказываться от Толстого. Но и нельзя играть Толстого, когда актёр П. играет Федю Протасова, это всё равно, как если б я играла Маргариту Готье только потому, что я кашляю."
"..."Место нечисто ты есть дом".
Так говорил Будда.
После того как все домработницы пошли в артистки, вспоминаю Будду ежесекундно!"
"Помню, однажды позвонила Ахматовой и сказала, что мне приснился Пушкин.
"Немедленно еду", - сказала Анна Андреевна.
Приехала. Мы долго говорили. Она сказал:
"Какая вы счастливая! Мне он никогда не снился..."
"...Мальчик сказал: "Я сержусь на Пушкина, няня ему рассказала сказки, а он их записал и выдал за свои". Прелесть!
Но боюсь, что мальчик всё же полный идиот."
"...На ночь я почти всегда читаю Пушкина. Потом принимаю снотворное и опять читаю, потому что снотворное не действует. Я опять принимаю снотворное и думаю о Пушкине. Если бы я его встретила, я сказала бы ему, какой он замечательный, как мы все его помним, как я живу им всю свою долгую жизнь... Потом я засыпаю, и мне снится Пушкин. Он идёт с тростью по Тверскому бульвару. Я бегу к нему, кричу. Он остановился, посмотрел, поклонился и сказал: "Оставь меня в покое, старая блядь. Как ты мне надоела со своей любовью"."
"Кто-то подбросил собаку к дому, где я существую, собака обезумела от страха перед незнакомым ей местом, ходит взад-вперёд, останавливается, долго стоит, смотрит, всматривается, не узнаёт, и опять ходит, и опять долго стоит, смотрит. Ни разу не присела, и так уже 10 дней. Где она ночует, где спит и почему не умирает с голоду? Кто бы знал, как мы обе несчастны."
"Мучительная нежность к животным, жалость к ним, мучаюсь по ночам, к людям этого уже не осталось."
"...Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы может быть один любовник - домашний клозет."
"Соседка, вдова моссоветовского начальника, меняла румынскую мебель на югославскую, югославскую на финскую, нервничала. Руководила грузчиками... И умерла в 50 лет на мебельном гарнитуре. Девчонка!"
"Глупость - это род безумия. Это моя всегдашняя мысль в плохом переводе.
Бог мой, сколько же вокруг "безумцев"!
Летний дурак узнаётся тут же - с первого слова. Зимний дурак закутан во всё тёплое, обнаруживается не сразу. Я с этим часто сталкиваюсь."
"Страшный радикулит. Старожилы не помнят, чтобы у человека так болела жопа.
...Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье."
"Старость - это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи. Уже все ушли, а я всё ещё живу. Бирман - и та умерла, а уж от неё я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри воесмнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела. А только начинаешь жить!"
"...Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести.
...У них у всех друзья такие же, как они сами, - контактные, дружат на почве покупок, почти живут в комиссионных лавках, ходят друг к другу в гости. Как завидую им, безмозглым!"
"Есть во мне что-то мне противное."
"Мои любимые мужчины - Христос, Чаплин, Герцен, доктор Швейцер, найдутся ещё - лень вспоминать."
"У меня два Бога: Пушкин, Толстой. А главный? О нём боюсь думать."
"Увидела на балконе воробья - клевал печенье. Стало нравится жить на свете. Глупо это..."
"...Не наблюдаю в моей дворняге тупости, которой угнетают меня друзья-неандертальцы.
А где взять других?"
"Если у тебя есть человек, которому можно рассказать сон, ты не имеешь права считать себя одинокой.
Мне некому теперь рассказать сон."
"...У меня хватило ума глупо прожить жизнь. Живу только собой - какое самоограничение."
"Я Бог гнева! - говорит Господь" (Ветхий Завет).
Это и видно!!!"
"А может быть, поехать в Прибалтику? А если я там умру? Что я буду делать?"
последняя фраза в книге.
@темы:
книги,
Раневская,
цитаты,
это интересно